Лот №99. Аукцион № 5. Аукциoн № 5. Редкие книги, рукописи и автографы

56 с. 18 х 13,2 см. В издательской обложке. В удовлетворительном состоянии, блок распадается, надрывы, загрязнения. Из воспоминаний дочери Г. Распутина: «Я  приняла подарок, не  ожидая  подвоха.  И  что  же я увидела  - "Сказка наших дней  о   старце   Григории   и   русской   истории ", начальными строками которой были: "Мы расскажем эту сказку  и  про Гришку,  и  про Сашку".      От негодования я чуть не задохнулась. У меня в доме -  и   такое! Я было собралась указать на дверь, но гостья опередила меня словами, перевернувшими все:      --  Вы хотите,  чтобы  от вашего  отца  осталось  только это?  -  Дама выразительно посмотрела на книжицу.      Я тут же, разумеется, расплакалась, понимая, как она права,  что  судит обо мне так,  и  понимая свое бессилие что-либо изменить.      Так мне казалось в ту минуту.      Кое-как проводив гостью, я  отправилась спать. В голове крутилась одна фраза:  "Не  хочу!". Так бывает, когда в полузабытьи пытаешься ухватиться за обрывок какого-то смысла,  ускользавшего раньше. Что - "не хочу"? Чтобы от жизни  отца  остался  пасквиль,  или  не хочу сделать  так, чтобы остался не только он?      Не в силах заснуть, я встала. Я поняла, чего хотела.      Для  начала дочитала  до конца  принесенную  мне с таким явным  умыслом книжицу.      Приведу только один, не самый гнусный отрывок.      Между тем почтенный Гриша      Забирался выше, выше,      Был он малый крепких правил,      Уважать себя заставил,      От девиц не знал отбою       И  доволен был собою.      С Гришкой спорят иерархи, Рассуждают о монархе,       И  вещает Джиоконда      Из столичного бомонда:      "Vous savez, простой мужик,       А  такой приятный лик".       И  так далее.      Почему эта поделка так расстроила (впрочем, не то  слово) меня? Ведь за довольно  длинную  к тому времени  жизнь я прочитала  и  выслушала немало. Но "сказка"  была  сделана под народный  говор, она хотела  уязвить  моего отца голосом его  слоя, голосом тех, ради кого отец в конце концов  и  предпринимал все доступные ему усилия.      Это было гадко так же, как описанное Пуришкевичем ликование народа при известии  об убийстве отца. Да что они, люди,  о нем знали? То, что им сказал Пуришкевич.  А  не он, так другой...      В общем, я села писать».