Лот №170. Аукцион № 39. Золотой век русской литературы. Весь Пушкин и его окружение. Частное собрание

Т. 1. Фронт. (Грав. портр.; грав. И. Фридериц), 191 с., грав. фронт., 193, II c. Т. 2. Грав. фронт., VI, 266 c., 142, [2] с. Т. 3. 236, 248, [2] с. 15,3 х 11,1 см. В изящных марокеновых переплетах эпохи с золотым тиснением по корешкам и золототиснеными бордюрами, узорные форзацы. Потертости переплетов. Первое прижизненное собрание сочинений. Я знал, что пошлый он писатель, Что усыпляет он с двух строк, Что он доносчик и предатель И мелкотравчатый Видок, Что на все мерзости он падок, Что совесть в нем — истертый знак, Что он душой и рожей гадок; Но я не знал, что он дурак. В этой эпиграмме друга  Пушкина  П.А. Вяземского «сформулирована» репутация  Булгарина, какой она сложилась к тридцатым годам прошлого века в передовых литературных кругах. Таким представлен  Булгарин  в эпиграммах и памфлетах  Пушкина, таким вошел и в наше сознание. Между тем было время, когда он сотрудничал в «Полярной звезде» К.Ф. Рылеева и А.А. Бестужева, близко дружил с А.С. Грибоедовым, был на подозрении у правительства за свои либеральные взгляды и авантюристическое, полное темных приключений прошлое (Булгарин  был сын польского шляхтича, сражался под знаменами Наполеона). Декабрьское восстание 1825 года стало поворотным пунктом в его судьбе. Едва оно было разгромлено,  Булгарин  не только предал своих вчерашних друзей, но и стал постоянным осведомителем политической полиции (III отделения). Издаваемые им совместно с Н.И. Гречем журнал «Сын Отечества» и газета «Северная пчела» стали столпами официозной благонамеренности. Однако прямой разрыв между Пушкиным и Булгариным, после ожесточенной полемики, произошел только в 1829 г. с организацией «Литературной газеты», которую  Пушкин и его друзья намеревались противопоставить «Северной пчеле». До этих пор их отношения были относительно приятельскими. Знакомство (заочное) завязалось в 1823 году:  Булгарин  напечатал несколько стихотворений ссыльного поэта, лестно отозвался о «Бахчисарайском фонтане». В последующие годы  Пушкин,  хотя и сочувствовал полемике против  Булгарина, которую вели его друзья (Е.А. Баратынский, П.А. Вяземский, круг «Московского вестника»), но сам в нее не вступал. Он так и не узнал, что, по-видимому, именно  Булгарин  был автором секретного отзыва о «Борисе Годунове» (1826), задержавшего издание трагедии на целых пять лет. Летом 1827 года в Петербурге состоялось личное знакомство, и  Пушкин  стал изредка бывать у  Булгарина. «Не стыдно ли тебе, пакостнику, обедать у  Булгарина»,— укорял его Вяземский. Но после выхода первых номеров «Литературной газеты» все изменилось. К 1830—1831 годам относится ряд пасквилей Булгарина, в которых личные оскорбления в адрес Пушкина подкреплялись политическим доносом. Так, в «Анекдоте» Пушкин изображен неким французским писателем, который «служит усерднее Бахусу и Плутусу (то есть вину и наживе), нежели музам... у которого сердце — холодное и немое существо, как устрица, а голова — род побрякушки, набитой гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея... чванится пред чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных...». Пушкин  ответил серией блестящих эпиграмм («Не то беда, Авдей Флюгарин...», «Не то беда, что ты поляк...»), стихотворением «Моя родословная», полемическими статьями, из которых одна — «О записках Видока» (1830) — навсегда ославила  Булгарина  как полицейского шпиона, платного доносчика и в значительной степени подорвала его литературное влияние. Вскоре полемика утихла, но отношения остались враждебными. Пушкин не упускает случая в письме или в разговоре ввернуть ядовитое словцо о Булгарине. Тот, в свою очередь, так отозвался на смерть Пушкина: «Жаль поэта, и великого,— а человек был дрянной». См.-Сок. № 549 (2-е изд.).