Лот №312. Аукцион № 27. Редкие книги, рукописи и автографы

132 с., ил. 18,4 х 12,4 см. В издательской иллюстрированной обложке. В коллекционном состоянии. Вложена в конверт с надписью, сделанной рукой А. Вознесенского: «Феликсу Медведеву от А. Вознесенского». Пиратское издание с эротическими иллюстрациями. Напечатано без согласия автора.  Вот, что пишет сам Вознесенский об этом издании: «В 1966 году я выступал в Оксфорде. Читал новые стихи. Некий издатель по имени Флегон поставил на сцену магнитофон и записал мои неопубликованные вещи. Накануне я отказался подписать с ним договор. К тому времени у моих книг были солидные издатели: „Оксфорд-пресс“, „Гроув-пресс“, „Даблдэй“. Я подошел к магнитофону, вынул кассету с записью моего вечера и положил в карман. Тот взревел, кинулся на сцену, но было поздно. Вечером профессор Н.Н. Оболенский, автор „Антологии русской поэзии“, пригласил меня домой ужинать. Был Макс Хэйворд, глубочайший знаток и переводчик русской литературы. Во время ужина меня вызвал статный полицейский офицер: „Мы получили заявление о том, что Вы обвиняетесь в похищении частного имущества — кассеты“. — „Да, но похищено мое имущество — мой голос, он на кассете“. — „Что же будем делать?“ — „Давайте сотрем мой голос, а кассету вернем владельцу“. Офицер ее Величества согласился. В присутствии профессора Оболенского запись моего вечера стерли. Кассету вернули. Кстати, я подумал: а как бы вел себя советский милиционер в подобной ситуации? Флегон был в ярости. Он подал в суд. Мало того, он в качестве мести осуществил пиратское издание моей книги, назвав ее „Мой любовный дневник“, предисловию к которой позавидовали бы Кочетов и Шевцов, обвинявшие меня в антисоветизме. Издательство „Флегон-пресс“ имело темное происхождение. Оно специализировалось на компромате на наших писателей: Солженицына, Окуджаву, издавало именно по-русски, и эти книги ложились на столы наших властей, вызывая громы и молнии. Флегон работал на наших сторонников зажима. В стихах я назвал моего преследователя „Флег...но“, учитывая уровень адресата. Макс Хэйворд с тех пор говорил о нем только так».